Упрощение падежной системы

Материал из Орфовики
Версия от 04:43, 10 мая 2015; Admin (обсуждение | вклад) (Новая страница: «Частота падежей в русском языке (здесь местный объединён с предложным согласно школьной…»)
(разн.) ← Предыдущая | Текущая версия (разн.) | Следующая → (разн.)
Перейти к: навигация, поиск

Частота падежей в русском языке (здесь местный объединён с предложным согласно школьной системе): "...на первом месте находится именительный падеж (32,2 %). Далее следует винительный падеж (22,9 %). На третьем месте - родительный падеж (14,9 %). Творительный (11,8 %) и предложный (10,9 %) занимают четвертое и пятое места соответственно. Порядок замыкает дательный падеж относительной частотой в среднем 7,3 %."[2]

Рассмотрим формы творительного, предложного и местного падежей в разных функциях и напишем в скобках замены, не использующие трёх этих падежей, а также дательного падежа и причастий.

Форма предложного падежа:

  1. говорить о ком-то (говорить про кого-то)
  2. конь о четырёх ногах (вне контекста: у коня четыре ноги; в предложении: конь, у которого четыре ноги)
  3. уверять/клясться/признаваться в любви {или это местный?} (открывать свою любовь)
  4. по прошествии/получении... (после прошествия/получения...)
  5. грущу/скучаю/сохну по вас/тебе[3] (грущу/скучаю/сохну без вас/тебя), по ком звонит колокол[1]

Форма местного падежа показывает пространственно-временные отношения:

  1. жить в лесу (жить среди леса), жить в России (?), камень в руке (?)
  2. жить на острове (?), сидеть на берегу (?), прыщ на носу (?)
  3. на носу - прыщ (нос имеет прыщ), в руке - камень (рука держит камень)
  4. при царе Горохе (во времена царя Гороха)
  5. у N документы при себе (N носит (свои) документы)
  6. книга на руках (книга у читателей; книга ходит по рукам)
  7. книга в твоём распоряжении (книга твоя)
  8. в 1991 году (во время 1991 года; ср. до/после/около/в течение 1991 года)
  9. ковырять в носу (ковырять внутри носа)
  10. этот трактор сейчас не на ходу (этот трактор сейчас нерабочий)
  11. ноутбуки сейчас в ходу/в моде (ноутбуки сейчас модны)

Для всех склонений, кроме группы II, форма местного падежа соответствует форме дательного, и в некоторых словах II группы склонений тоже (обычно отличаясь ударением).

Форма творительного падежа имеет много значений. По А. А. Потебне [4]:

  1. творительный падеж социативный: Маша с Ваней (Маша и Ваня), у N документы с собой (N носит (свои) документы), N взял с собой Z (N взял заодно и Z), возьми меня с собой (возьми и меня).
  2. творительный места: сесть верхом (сесть на коня), ехать верхом (?), идти лесом (идти через лес).
  3. творительный времени: летом (во время лета).
  4. творительный орудия (средства): бить ногой (бить с ноги), продырявить шилом (продырявить, используя шило), намазать Z клеем (намазать на Z клей), владеть умением (иметь умение), владеть самбо (знать самбо), владеть искусством рисовать (уметь рисовать), торговать хлебом? (продавать хлеб).
  5. творительный падеж, условленный страдательным сказуемым (близок к творительному орудия): страдать болезнью (страдать от болезни), бочка настоялась вином (вино настояло бочку), свеча занимается огнём (свеча загорается).
  6. творительный падеж, условленный именем и наречием («случаи, не составляющие одной резко обособленной категории, но связанные между собою равномерным отличием от соответственных творительных, установленных глаголом») - при прилагательных и наречиях сравнительной степени, означающий меру того, чем один предмет превосходит другой: головою выше (на голову выше).
  7. творительный отношения (ограничения; уточняющего признака): высок ростом (высокого роста), герой лицом (герой с лица), дым клубами (дым из клубов), дым столбом (дым как столб), падеж частотой 7,3 % (падеж, частота которого 7,3 %).
  8. творительный причины: за недосугом (из-за/от недосуга), умереть голодом (умереть из-за/от голода).

Способы замены дательного падежа с использованием диалектного (ненормативного) материала:

  1. Ваня ушёл к Маше - Ваня ушёл до Маши
  2. я иду по дороге - я иду по дороги
  3. он подарил ей розу - он подарил до неё розу?
  4. по случаю/причине - из-за случая/причины
  5. по пяти копеек - по пять копеек

В следующем примере творительный падеж помечен курсивом, предложный жирным курсивом, местный жирным, а в скобках написаны замены.

Размеченный текст[2]

Отец мой Андрей Петрович Гринев в молодости своей [во время своей молодости] служил при графе Минихе [у графа Миниха], и вышел в отставку премьер-маиором [как премьер-майор] в 17.. году [в 17.. год]. С тех пор жил он в своей Симбирской деревни [среди своей симбирской деревни], где и женился на девице Авдотьи Васильевне Ю., дочери [взял жену девицу Авдотью Васильевну Ю., дочь] бедного тамошнего дворянина. Нас было девять человек детей. Все мои братья и сестры умерли во младенчестве [во время младенчества].

Матушка была еще мною брюхата [ещё вынашивала меня], как уже я был записан в Семеновский полк сержантом [как сержант], по милости маиора гвардии князя Б., близкого нашего родственника. Если бы паче всякого чаяния матушка родила дочь, то батюшка объявил бы куда следовало о смерти [про смерть] неявившегося сержанта и дело тем бы и кончилось. Я считался в отпуску [считалось, что у меня отпуск] до окончания наук. В то время [тогда] воспитывались мы не по нонешнему. С пятилетнего возраста отдан я был на руки стремянному Савельичу, за трезвое поведение пожалованному мне в дядьки. Под его надзором [в течение его надзора] на двенадцатом году выучился я русской грамоте и мог очень здраво судить о свойствах [про свойства] борзого кобеля. В это время батюшка нанял для меня француза, мосье Бопре, которого выписали из Москвы вместе с годовым запасом [а заодно годовой запас] вина и прованского масла. Приезд его сильно не понравился Савельичу. "Слава богу" - ворчал он про себя - "кажется, дитя умыт, причесан, накормлен. Куда как нужно тратить лишние деньги, и нанимать мусье, как будто и своих людей не стало!"

Бопре в отечестве своем [среди своего отечества] был парикмахером [был парикмахер], потом в Пруссии солдатом [солдат], потом приехал в Россию pour étre outchitel, не очень понимая значения этого слова. Он был добрый малый, но ветрен и беспутен до крайности. Главною его слабостию [главная его слабость] была страсть к прекрасному полу; не редко за свои нежности получал он толчки, от которых охал по целым суткам. К тому же не был он (по его выражению) и врагом [враг] бутылки, т. е. (говоря по-русски) любил хлебнуть лишнее. Но как вино подавалось у нас только за обедом [во время обеда], и то по рюмочке, причем учителя обыкновенно и обносили, то мой Бопре очень скоро привык к русской настойке, и даже стал предпочитать ее винам своего отечества, как не в пример более полезную для желудка. Мы тотчас поладили, и хотя по контракту обязан он был учить меня по-французски, по-немецки и всем наукам, но он предпочел наскоро выучиться от меня кое-как болтать по-русски, - и потом каждый из нас занимался уже своим делом [делал своё дело]. Мы жили душа в душу. Другого ментора я и не желал. Но вскоре судьба нас разлучила, и вот по какому случаю:

Прачка Палашка, толстая и рябая девка, и кривая коровница Акулька как-то согласились в одно время кинуться матушке в ноги, винясь в преступной слабости [что были преступно слабы] и с плачем жалуясь на мусье, обольстившего их неопытность. Матушка шутить этим [относиться несерьёзно к этому] не любила, и пожаловалась батюшке. У него расправа была коротка. Он тотчас потребовал каналью француза. Доложили, что мусье давал мне свой урок. Батюшка пошел в мою комнату. В это время Бопре спал на кровати [поверх кровати] сном невинности [невинно]. Я был занят делом [меня занимало дело]. Надобно знать, что для меня выписана была из Москвы географическая карта. Она висела на стене [посреди стены] безо всякого употребления и давно соблазняла меня шириною и добротою бумаги [из-за ширины и доброты бумаги]. Я решился сделать из нее змей, и пользуясь сном Бопре [тем, что Бопре спал], принялся за работу. Батюшка вошел в то самое время, как я прилаживал мочальный хвост к Мысу Доброй Надежды. Увидя мои упражнения в географии [географические упражнения], батюшка дернул меня за ухо, потом подбежал к Бопре, разбудил его очень неосторожно, и стал осыпать укоризнами [вовсю укорять]. Бопре в смятении [растерянный Бопре] хотел было привстать, и не мог: несчастный француз был мертво пьян. Семь бед, один ответ. Батюшка за ворот приподнял его с кровати, вытолкал из дверей, и в тот же день прогнал со двора, к неописанной радости Савельича. Тем и кончилось мое воспитание.

Я жил недорослем [как недоросль], гоняя голубей и играя в чахарду с дворовыми мальчишками [у дворовых мальчишек]. Между тем минуло мне шестнадцать лет. Тут судьба моя переменилась.

Однажды осенью [во время осени] матушка варила в гостиной [среди гостиной] медовое варенье а я, облизываясь, смотрел на кипучие пенки. Батюшка у окна читал Придворный Календарь, ежегодно им получаемый [который он ежегодно получал]. Эта книга имела всегда сильное на него влияние: никогда не перечитывал он ее без особенного участия, и чтение это производило в нем [для него] всегда удивительное волнение желчи. Матушка, знавшая наизусть все его свычаи и обычаи, всегда старалась засунуть несчастную книгу как можно подалее, и таким образом [поэтому] Придворный Календарь не попадался ему на глаза иногда по целым месяцам. Зато, когда он случайно его находил, то бывало по целым часам не выпускал уж из своих рук. Итак батюшка читал Придворный Календарь, изредко пожимая плечами [плечи] и повторяя вполголоса: "Генерал-поручик!.. Он у меня в роте был сержантом [сержант]!... Обоих российских орденов кавалер!.. А давно ли мы..." Наконец батюшка швырнул календарь на диван, и погрузился в задумчивость, не предвещавшую ничего доброго.

Вдруг он обратился к матушке: "Авдотья Васильевна, а сколько лет Петруше?"

- Да вот пошел семнадцатый годок, - отвечала матушка. - Петруша родился в тот самый год, как окривела тетушка Настасья Гарасимовна, и когда еще...

"Добро" - прервал батюшка, - "пора его в службу. Полно ему бегать по девичьим, да лазить на голубятни".

Мысль о скорой разлуке со мною [что мы скоро разлучимся] так поразила матушку, что она уронила ложку в кастрюльку, и слезы потекли по ее лицу. Напротив того трудно описать мое восхищение. Мысль о службе [про службу] сливалась во мне [у меня] с мыслями о свободе [про свободу], об удовольствиях [про удовольствия] петербургской жизни. Я воображал себя офицером гвардии [что я офицер гвардии], что по мнению моему было верьхом благополучия человеческого.

Батюшка не любил ни переменять свои намерения, ни откладывать их исполнение. День отъезду моему был назначен. Накануне батюшка объявил, что намерен писать со мною [через меня] к будущему моему начальнику, и потребовал пера и бумаги.

"Не забудь, Андрей Петрович", - сказала матушка - "поклониться и от меня князю Б.; я-дескать надеюсь, что он не оставит Петрушу своими милостями [окажет Петруше свою милость]".

- Что за вздор! - отвечал батюшка нахмурясь. - К какой стати стану я писать к князю Б.?

"Да ведь ты сказал, что изволишь писать к начальнику Петруши".

- Ну, а там что?

"Да ведь начальник Петрушин - князь Б. Ведь Петруша записан в Семеновский полк".

- Записан! А мне какое дело, что он записан? Петруша в Петербург не поедет. Чему научится он служа в Петербурге? мотать да повесничать? Нет, пускай послужит он в армии [среди армии], да потянет лямку, да понюхает пороху, да будет солдат, а не шаматон. Записан в гвардии [в гвардию]! Где его пашпорт? подай его сюда.

Матушка отыскала мой паспорт, хранившийся в ее шкатулке [внутри её шкутулки] вместе с сорочкою [как и сорочка], в которой [] меня крестили, и вручила его батюшке дрожащею рукою [и рука её дрожала]. Батюшка прочел его со вниманием, положил перед собою [впереди себя] на стол, и начал свое письмо.

Любопытство меня мучило: куда ж отправляют меня, если уж не в Петербург? Я не сводил глаз с пера батюшкина, которое двигалось довольно медленно. Наконец он кончил, запечатал письмо в одном пакете с паспортом [и паспорт в один пакет], снял очки, и подозвав меня, сказал: "Вот тебе письмо к Андрею Карловичу P., моему старинному товарищу и другу. Ты едешь в Оренбург служить под его начальством [а он будет твой начальник]".

Итак все мои блестящие надежды рушились! Вместо веселой петербургской жизни ожидала меня скука в стороне [] глухой и отдаленной. Служба, о которой [про которую] за минуту думал я с таким восторгом [так восторженно], показалась мне тяжким несчастием [теперь виделась мне как тяжкое несчастье]. Но спорить было нечего. На другой день по утру подвезена была к крыльцу дорожная кибитка; уложили в нее чамодан, погребец с чайным прибором [под чайный прибор] и узлы с булками и пирогами [булок и пирогов], последними знаками [последних знаков] домашнего баловства. Родители мои благословили меня. Батюшка сказал мне: "Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их лаской не гоняйся [не ищи их ласки]; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье с нову, а честь с молоду". Матушка в слезах наказывала мне беречь мое здоровье, а Савельичу смотреть за дитятей []. Надели на меня зайчий тулуп, а сверху лисью шубу. Я сел в кибитку с Савельичем [Я и Савельич сели в кибитку], и отправился в дорогу, обливаясь слезами [и отправились в дорогу. У меня текли слёзы].

В ту же ночь приехал я в Симбирск, где должен был пробыть сутки для закупки нужных вещей, что и было поручено Савельичу. Я остановился в трактире []. Савельич с утра отправился по лавкам. Соскуча глядеть из окна на грязный переулок, я пошел бродить по всем комнатам. Вошед в биллиардную, увидел я высокого барина, лет тридцати пяти, с длинными черными усами [который носил длинные чёрные усы], в халате [был одет в халат], с кием в руке [держал кий] и с трубкой в зубах [и курил трубку]. Он играл с маркером [против маркера], который при выигрыше [после выигрыша] выпивал рюмку водки, а при проигрыше [после проигрыша] должен был лезть под биллиард на четверинках []. Я стал смотреть на их игру. Чем [] долее она продолжалась, тем [] прогулки на четверинках [] становились чаще, пока наконец маркер остался под биллиардом []. Барин произнес над ним [] несколько сильных выражений в виде надгробного слова, и предложил мне сыграть партию. Я отказался по неумению. Это показалось ему, невидимому, странным [странно]. Он поглядел на меня как бы с сожалением [через сожаление]; однако мы разговорились. Я узнал, что его зовут Иваном Ивановичем Зуриным [Иван Иванович Зурин], что он ротмистр гусарского полку и находится в Симбирске [определён в Симбирск] при приеме [принимать] рекрут, а стоит в трактире []. Зурин пригласил меня отобедать с ним вместе [] чем бог послал [], по-солдатски. Я с охотою [охотно] согласился. Мы сели за стол. Зурин пил много и потчивал и меня, говоря, что надобно привыкать ко службе; он рассказывал мне армейские анекдоты, от которых я со смеху чуть не валялся, и мы встали изо стола совершенными приятелями [как совершенные приятели]. Тут вызвался он выучить меня играть на биллиарде [в биллиард]. "Это" - говорил он - "необходимо для нашего брата служивого. В походе [во время похода], например, придешь в местечко - чем прикажешь заняться [что прикажешь делать в свободное время]? Ведь не всё же бить жидов. Поневоле пойдешь в трактир и станешь играть на биллиарде [в биллиард]; а для того надобно уметь играть!" Я совершенно был убежден, и с большим прилежанием [очень прилежно] принялся за учение. Зурин громко ободрял меня, дивился моим быстрым успехам, и после нескольких уроков, предложил мне играть в деньги, по одному грошу, не для выигрыша, а так, чтоб только не играть даром, что, по его словам, самая скверная привычка. Я согласился и на то, а Зурин велел подать пуншу и уговорил меня попробовать, повторяя, что к службе надобно мне привыкать; а без пуншу, что и служба! Я послушался его. Между тем [Одновременно] игра наша продолжалась. Чем [] чаще прихлебывал я от моего стакана, тем [] становился отважнее. Шары поминутно летали у меня через борт; я горячился, бранил маркера, который считал бог ведает как, час от часу умножал игру, словом [короче] - вел себя как мальчишка, вырвавшийся на волю. Между тем время прошло незаметно. Зурин взглянул на часы, положил кий, и объявил мне, что я проиграл сто рублей. Это меня немножко смутило. Деньги мои были у Савельича. Я стал извиняться. Зурин меня прервал: "Помилуй! Не изволь и беспокоиться. Я могу и подождать, а покаместь поедем к Аринушке".

Что прикажете? День я кончил так же беспутно, как и начал. Мы отужинали у Аринушки. Зурин поминутно мне подливал, повторяя, что надобно к службе привыкать. Встав изо стола, я чуть держался на ногах; в полночь Зурин отвез меня в трактир. Савельич встретил нас на крыльце [с крыльца]. Он ахнул, увидя несомненные признаки моего усердия к службе. "Что это, сударь, с тобою [] сделалось?" - сказал он жалким голосом [жалостно], "где ты это нагрузился? Ахти господи! отроду такого греха не бывало!" - Молчи, хрыч! - отвечал я ему, запинаясь; - ты верно пьян, пошел спать... и уложи меня.

На другой день я проснулся с головною болью [когда на другой день я проснулся, голова моя болела], смутно припоминая [и я смутно припоминал] себе вчерашние происшедствия. Размышления мои прерваны были Савельичем [прервал Савельич], вошедшим [который вошёл] ко мне с чашкою [и принёс чашку] чая. "Рано, Петр Андреич", - сказал он мне, качая головою [голову] - "рано начинаешь гулять. И в кого ты пошел? Кажется, ни батюшка, ни дедушка пьяницами не бывали [не бывали пьяницы]; о матушке [про матушку] и говорить нечего: отроду, кроме квасу в рот ничего не изволила брать. А кто всему виноват? проклятый мусье. То и дело, бывало к Антипьевне забежит: "Мадам, же ву при, водкю". Вот тебе и же ву при! Нечего сказать: добру наставил, собачий сын. И нужно было нанимать в дядьки басурмана, как будто у барина не стало и своих людей!"

Мне было стыдно. Я отвернулся и сказал ему: Поди вон, Савельич; я чаю не хочу. Но Савельича мудрено было унять, когда бывало примется за проповедь. "Вот видишь ли, Петр Андреич, каково подгуливать. И головке-то тяжело, и кушать-то не хочется. Человек пьющий ни на что негоден... Выпей-ка огуречного рассолу с медом, а всего бы лучше опохмелиться полстаканчиком настойки [с помощью полстаканчика настойки]. Не прикажешь ли?" В это время мальчик вошел, и подал мне записку от И. И. Зурина. Я развернул ее и прочел следующие строки:

"Любезный Петр Андреевич, пожалуйста пришли мне с моим мальчиком [через моего мальчика] сто рублей, которые ты мне вчера проиграл. Мне крайняя нужда в деньгах [я испытываю недостаток денег].

Готовый ко услугам

Иван Зурин".

Делать было нечего. Я взял на себя вид равнодушный, и обратясь к Савельичу, который был и денег и белья и дел моих рачитель, приказал отдать мальчику сто рублей. "Как! зачем?" - спросил изумленный Савельич. - Я их ему должен - отвечал я со всевозможной холодностию [как можно холодно]. - "Должен!" - возразил Савельич, час от часу приведенный в большее изумление; - "да когда же, сударь, успел ты ему задолжать? Дело что-то не ладно. Воля твоя, сударь, а денег я не выдам".

Я подумал, что если в сию решительную минуту не переспорю упрямого старика, то уж в последствии времени [через некоторое время] трудно мне будет освободиться от его опеки, и взглянув на него гордо, сказал: - Я твой господин, а ты мой слуга. Деньги мои. Я их проиграл, потому что так мне вздумалось. А тебе советую не умничать, и делать то что тебе приказывают.

Савельич так был поражен моими словами [моим словам], что сплеснул руками [руки] и остолбенел. - Что же ты стоишь! - закричал я сердито. Савельич заплакал. "Батюшка Петр Андреич", - произнес он дрожащим голосом [голос его дрожал] - "не умори меня с печали. Свет ты мой! послушай меня, старика: напиши этому разбойнику, что ты пошутил, что у нас и денег-то таких не водится. Сто рублей! Боже ты милостивый! Скажи, что тебе родители крепко на крепко заказали не играть, окроме как в орехи..." - Полно врать, - прервал я строго, - подавай сюда деньги, или я тебя в зашеи прогоню.

Савельич поглядел на меня с глубокой горестью [очень горестно] и пошел за моим долгом [принести мой долг]. Мне было жаль бедного старика; но я хотел вырваться на волю и доказать, что уж я не ребенок. Деньги были доставлены Зурину. Савельич поспешил вывезти меня из проклятого трактира. Он явился с известием [и известил], что лошади готовы. С неспокойной совестию [совесть моя была неспокойна] и с безмолвным раскаянием [раскаянно] выехал я из Симбирска, не простясь с моим учителем [не сказав прощай моему учителю] и не думая с ним уже когда-нибудь увидеться [его уже когда-нибудь увидеть].

Примечания

  1. Переход в дательный падеж произошёл между XIX и XX вв. [1]
  2. А. С. Пушкин "Капитанская дочка", глава I - по изданию 1937 года (с элементами авторской орфографии).